С первого взгляда я обычная девушка,но стоит взглянуть в мои глаза,и вы поймете,что не все так просто...
Я родилась в обычной семье,жила своей простой жизнью и,что немаловажно-никогда не интересовалась своими предками. Я была полной одиночкой с самого раннего детства,почему то все дети меня боялись и избегали. Но сильно от этого я не страдала. На пятом году своей доселе безгрешной жизни я открыла для себя новый и увлекательный мир-мир книг. В доме моем(спасибо родителям)была собрана огромная библиотека:начиная от великих классиков и заканчивая дешевыми детективами. Я читала взахлеб с раннего утра и до позднего вечера,переживала судьбы героев,восторгалась и восхищалась ими. Но вопреки всем учениям о том,что добро-это хорошо,а зло-это плохо,я,в большинстве случаев,просто фанатела от великих злодеев и очень расстраивалась,когда их побеждали герои. Таким образом,я прочла всю домашнюю библиотеку до 6 лет. Жизнь стала вновь скучной. Тогда я записалась в городскую библиотеку,однако там я не нашла много нового. От скуки я стала читать историю войн,хроники,дневниковые записи очевидцев этого смутного времени. В свои 7 лет,когда я пошла в школу,я была намного умнее не то,что своих сверстников,но даже и нашего учителя. И именно за это меня невзлюбили,как я думала тогда. О как я ошибалась...
Учеба не привлекала меня-я не узнавала ничего нового. Я могла бы сама вести уроки,или,даже если не вести,то просто украшать их своими блестящими ответами,но меня не вызывали,меня в упор игнорировали. Однако и это меня не очень огорчало. Гораздо больше я расстраивалась по поводу того,что мне нечего больше читать. Я пыталась перейти на новомодные журналы,однако там был один лишь бред,которым мне не хотелось засорять голову. Я пыталась сама писать свои теории и рассказы на основе прочитанного,но это мне не удавалось. Так я и жила-сегодняшним скучным днем.
Однажды я за чем то спустилась в наш погреб. Там было очень темно,а фонарик я забыла. Я хотела было подняться за ним,но вдруг меня привлекло словно какое то свечение. Нет,вокруг было темно хоть глаз выколи,но все мои чувства словно тянуло в одну точку. От нее словно исходил какой то неуловимый свет,звук,запах,тепло и даже вкус. Позже я узнала,что это называется энергией. Но пока я,ведомая непонятной манией,как завороженная шла навстречу новым ощущения. Но мере того,как я приближалась к этому нечто,все мои чувства обострялись. Я словно сама стала этим светом,звуком и остальными атрибутами энергии. И вот я уже протянула руку на старый,покрытый пылью стол... Рука вдруг перестала слушать меня и самовольно сбросила со стола весь хлам... На пыльной поверхности осталась лишь не менее пыльная коробка. Заметьте,я не видела ее,я ее ч у в с т в о в а л а!!! Когда я взяла ее в руки,наваждение тут же спало,и я вылезла из подвала,чтобы поскорее изучить странный ящик.
Первым делом,когда я вошла в комнату,я сдула с коробки пыль. Это был обычный черный ящик из дерева,изрядно потрепанный временем и источенный жуками. Я подняла почему то тяжелую крышку,и увидела в ящике маленькую шкатулочку и большую книгу. На шкатулку я вначале даже не обратила внимания,настолько велика была моя радость от того,что я нашла книгу. Несмотря на то,что и книга,и шкатулка лежали в ящике,на них был огромный слой пыли. Я очень бережно сдула пыль и с них. Книга была явно серьезная. Во первых,обложка была из черной кожи. Во вторых,у нее был золотой переплет. В третьих,посередине обложки все тем же золотом была нарисована перевернутая звезда в двойном круге,над ней было написано на латыни(ее я тоже худо-бедно знала):"Книга Сатаны",а под ней,все на той же латыни:"Оставь надежду,всяк сюда входящий". Будучи девочкой начитанной,я конечно же знала,кто такой Сатана и на каких Вратах сделана такая надпись. Сначала мне стало страшно. Однако любопытство взяло верх и я открыла книгу. К моему сожалению,написана она была полностью на латинском языке,и многие слова я просто не могла перевести. Но я решила не сдаваться,и вплотную занялась изучением латыни. В 8 лет я уже могла свободно на ней общаться,и тогда я решилась вновь открыть книгу. Забыла сказать,что я хотела открыть и шкатулку,но на ней было написано красивыми буквами в готическом стиле:"И постигнет тебя горе,о непосвященный,коль откроешь шкатулку,доселе не знавши магии черной!" Это меня остановило.
Теперь,когда я знала латинский язык если не в совершенстве,то очень хорошо,книга читалась с легкостью. В ней было не больше 300 страниц,но почему то чтение этой книги затянулось на годы. С каждой прочитанной буквой я по кусочку отдавала душу Сатане,но взамен приобретала все больше могущества. Теперь люди были для меня лишь глупые марионетки,с которыми я могла элементарно играть. Щелчком пальца или даже одной мыслью я могла заставить человека умереть,упасть,влюбиться! Единственное,что угнетало меня-это то,что у меня не было Перстня Могущества,о котором не раз упоминалось в книге. Закончила я прочтение ее в 16 лет. И-удивительно!-каждый ритуал,каждое заклинание я помнила наизусть! Я знала-сама не знаю откуда-все лунные фазы,когда и какая будет,я знала когда и в каком созвездии луна,когда какая планета покровительствует... Я знала,какая трава к какой планете относится,какое ее предназначение в магии... Я могла бы делать абсолютно все-и лечить,и убивать,и воскрешать мертвых,и навлекать смертельные болезни. Я даже могла бы делать так,чтоб гибли урожаи и домашний скот,я могла бы летать как птица в безымянных высотах,и плавать как рыба на огромных глубинах... При условий,если б был у меня Перстень Могущества. Я очень страдала от того,что его у меня нет,но верила в то,что когда нибудь я найду его.
Дочитав книгу,я решила,что теперь я уже так называемая Посвященная,и мне можно открыть шкатулку. Дрожа от волнения(а вдруг там какой то сюрприз,вроде бича против ведьм?),я лучом энергии разнесла маленький замок и откинула крышку. И тут я словно обезумела от счастья,и уже не скрывая восторга,заорала диким воплем во всю мощь юной глотки. В шкатулке лежал не только Перстень Могущества,но и Ожерелье Власти и Серьги Повелевания. Я разрыдалась бы от счастья,но я никогда не плакала. И поэтому я смеялась диким хохотом. Настал момент рождения меня-Великой Армиды! Даже бог хмурился на небе,и небо рыдало слезами дождя,когда надела я на себя Серьги Повелевания. Гроза прогремела громом и сверкнула молнией,когда надела я Ожерелье Власти. И под конец небо словно загорелось огнем,и посыпались на землю осколки льда в виде града,когда надела я Перстень Могущества. Теперь моя сила была огромна,я могла убить любого лишь взглядом,лучи энергии,что выпускала я из кончиков пальцев,были кроваво-красного цвета,а гнев мой сопровожался громом и молнией. Я могла все абсолютно все! Повелитель времени и пространства,жизни и смерти,счастья и горя...
Закончилось мое счастье в 18 лет. Я влюбилась в смертного,а он меня отверг. В момент,когда сказал он:"Я никогда не буду с тобой,я люблю другую" молния с ясного неба поразила землю возле него,и тут же мои слезы боли полились с неба дождем. "Ой,гляди,дождь пошел!-сказал он просто.-Ну чтож,я пойду уже." Я не знала,что делать и просто крикнула вслед:"Ты будешь мой,во что бы то ни стало!" А он лишь усмехнулся и ничего не ответил. В порыве ярости я шепнула ему вслед любовное заклинание,и он тут же прибежал обратно:"Я люблю только тебя,я всегда буду с тобой,мне никто не нужен,кроме тебя..." И вдруг мне стало настолько противно,что я крикнула криком,полным боли:"Поди прочь!"-и произнесла контр-заклятие. Все стало на места. В душе моей... Хотя в какой душе? В жалком ошметке,оставшемся от того,что я отдала Сатане,творилось непонятно что. "Кто она?"-крикнула я в спину своему любимому человеку. "Ее зовут Аня."-ответил он,не оборачиваясь. "Почему не я?"-сорвалось у меня с губ. "Она такая необыкновенная... А ты...увы,нет!" Я онемела от такой наглости. Простую девченку называют необыкновенной,а меня-Великую Армиду!-простушкой?!!
Для меня,ведьмы,не составило труда узнать,кто такая Аня. Я убила ее. Но потом воскресила. И вновь убила. Но снова оживила. И так очень много раз. Я всячески мучила ее,насылала на нее неизлечимые болезни,а потом сама же и излечивала. Я низвергала ее в ад,и возвращала на землю. Я палила ее живую плоть огнем,а потом возрождала ее из пепла. Самые изощренные пытки я проводила над ней,почти все заклинания из Книги я испытала на ней... А потом все равно возвращала все на места. В итоге я поняла,что этим ничего не добьюсь.
Я хотела умереть сама,но то поле защиты,что я себе создала,не давало мне осуществить задуманное.
Я хотела сбросить с себя украшения,ставшие в один момент ненавистными,но они словно приросли к моему телу,и никакая магия не могла мне помочь в этом,ведь они и были всей моей магией.
Я хотела отречься от всего,стать простой смертной,но пути назад уже отрезаны...
Теперь же мне 109 лет,хотя я выгляжу как 20-тилетняя девушка. Но боль,вся боль прожитого века осталась в моих глазах. И каждый,кто смотрит в них,немного,ничтожную часть этой боли берет на себя,но этой части для простого смертного хватило бы на всю жизнь. Вот почему я избегаю людей. Я молила Сатану забрать у меня остаток души,но он не хочет,ему нужны мои страдания.
Вот так я-Великая Ведьма Армида!-быть может,самый могущественный человек на земле,попала в плен самой себя. Я дала бессмертие и своему любимому человеку,и его теперь уже жене Ане,они счастливы. Бывает,на меня накатывает злость,и я всячески издеваюсь над ними,практикуя магию вуду. Но жизни я их не лишаю. Его-потому что люблю,а ее-потому что ненавижу...
Кем вы хотели стать в детстве? Я мечтала стать изобретателем, но мечта не сбылась: я стала организатором вечеринок. Лишь призрачное щемящее чувство иногда подсказывало мне, что я занимаюсь чем-то не тем. Я с детства хотела найти какого-то старца или мудреца, (может тибетского ламу?) и пожить вдали от мира. После очередной вечеринки у меня было такое внутреннее опустошение, что я взяла первую духовную книгу, которая мне попалась – “Возлюби болезнь свою” Синельникова и запоем начала ее читать. Автор разговаривал со своим подсознанием посредством маятника. После этой книги у меня появилась острая потребность найти Бога. Мои друзья, как и я, верили во что-то абстрактное, общались с шаманами. Я начиталась книжек Раджниша Ошо про индийских просветленных и хотела понять, кто они?
Затем друзья дали мне почитать книгу Крайона "Возвращение домой". Через автора этой книги диктовал бесплотный дух, который "постучался" в его душу. Основная идея книги была такова – души вечны, и, умирая, человек возвращается домой, смерти нет. Здесь мы на каком-то задании, а наш дом там. Нет времени – прошлое, настоящее, будущее происходит одновременно. Много говорилось о детях – индиго, которые приходят из верхнего мира помочь. Их умные и зрелые души якобы гораздо более развиты, чем у большинства людей. Они светлые и одаренные люди, часто высокого роста, в них изначально заложен духовный поиск. У них хорошая интуиция, развитое подсознание, и много любви к людям и к себе. Эти люди оттуда. У каждого человека есть Высшее Я, Дух, который находится у Бога. Нет физического возраста, есть возраст души. Все проблемы в нашей жизни – это ситуации, из которых мы должны выйти победителями, опытными учениками. Все болезни – это нарушение каких-то законов, человек сам их себе создает. Эта книга наиболее полно соответствовала моим представлениям о Боге, я представляла Бога какой-то высшей силой, а не воплотившимся человеком. Надо сказать, что эта книга очень популярна, есть целое общество ее последователей – "Новая Эра" , они путешествуют с выступлениями по всем странам и собирают огромные залы народа.
Христианство в ту пору меня мало привлекало – попы толстые, все очень аскетично, запутанно и непонятно. Я не понимала сути христианства. Обряды казались мне излишними. Да и зачем ходить в церковь, когда есть другие религии? Такая духовная Индия верит не в то? Атеисткой я никогда не была – у нас всегда были в доме книги целителей, бабушка заговаривала некоторые болезни и читала Бхагавад-гиту, одним словом первобытное представление о потустороннем мире во мне жило. Но только не церковь!
Однажды мама меня водила туда в период юношеского максимализма, и мне таких усилий стоило поцеловать руку священника, что больше притворяться не хотелось. Кстати, после смерти бабушки маминой подруге приснился сон, что ее душа пошла в ад, чему мы не придали никакого значения.
Мне хотелось найти человека, который расскажет мне, как все устроено, может, мага или ясновидящего? Если правы целители, которые за деньги могут избавить от любой болезни, то, причем здесь Бог, и где Божий промысел, если всем управляет целитель? Это был один из вопросов.
В этой книге Крайона говорилось, что нас ведут, что у каждого из нас есть наставники, и если мы дорастаем до какого-то уровня, их можно сменить. На это надо было дать согласие, и я согласилась. Потом в разных оккультных книгах я неоднократно встречала это – "Дать согласие на смену наставников”.
В этот день произошло настоящее чудо, я увидела какое-то синее сияние на окне: как будто кто-то прощался со мной, и услышала Баба Валя и Баба Галя. Интересно, что бы это значило? Это были 2 мои умершие бабушки. А дальше? Дальше начался кромешный ад. Я почувствовала присутствие нечистой силы, особенно по ночам. У меня наступила невыносимая тоска, меня перестало интересовать все в жизни. Вообще, в этой книге говорилось, что 3 месяца будет страшная тоска. Но она не прошла и через полгода. Я начала чувствовать, что эта книга обманула меня. Через согласие сменить наставника я по доброй воле отказалась от Ангела-Хранителя, и ко мне подошли бесы. Я не могла спать ночью, я чувствовала каких-то сущностей рядом с собой. Они будили меня.
Я пошла к известному целителю, чтобы узнать, в чем дело. Он посмотрел на меня, поводил руками и словно с меня упал покров (я чувствовала, что меня во что-то одели), в который меня запутали сущности. Он сказал, что увидел на мне черный колпак. Этот целитель был из школы "космоэнергетики Петрова". Люди там творили чудеса, видели органы насквозь через каналы. Я была очарована главным магом, он был харизматичной личностью и избавлял от многих серьезных заболеваний, от рака, псориаза, пьянства. Он говорил, что Бог един, есть эгрегоры и можно к ним обращаться. К христианским, мусульманским, и другим. Я образно представляла какие-то намоленные облака, к ним обращаешься, и они помогают тебе. Я верила в энергии. Меня посвятили в каналы, и я стала нарабатывать их. Каналы текли по рукам. Все это стоило денег и немалых. Но мне стало еще хуже. Я совсем перестала спать, каким-то левым зрением я видела то черную кошку, пробежавшую по дому, то каких-то разноцветных сущностей. Как будто ко мне домой пришла нечистая сила. Однажды я от безысходности сходила в церковь, и вся мистика дома исчезла. У меня жутко болела голова, космоэнергеты говорили, что третий глаз открывается. Я все продолжала верить в какой-то космополитичный сверхразум. Маг видел адскую бездну, он ходил по нижним уровням и снимал сущностей. Говорил, что Сталин на самом низу, и ад – это вовсе не выдумки. Он видел людей с высшних уровней, даже мог определить уровень. Называл их индиго, как и в той книге. Космоэнергет очень любил деньги, и был человеком не бедным, и это было странно. Люди, которые исцеляют, должны быть чистыми. Я все думала, бросать эти курсы или нет, и однажды во время моих раздумий меня чуть не сбила машина. Я почему-то подумала, что это верный знак, что их надо бросить. Неужели и здесь меня тоже обманули? Что-то теория с космополитичным сверхразумом перестала мне нравиться. Если бы у меня не было столько гордыни, я бы просто молилась и слушала внутренний голос, куда мне идти. А я искала умом.
Я ходила к еще некоторым учителям и шаманам. Одна из них, Эльвира Светлова, тоже разговаривала с деревьями и что-то видела. Очень странная женщина. Она рассказывала об основных человеческих пороках, и вообще-то все правильно и правдоподобно говорила. Например, о том, что она общается с душами умерших, что надо научиться любить на Земле, чтобы на том свете пребывать в любви. Она не брала денег, и выглядела очень приятной женщиной. У нее стоял огромный портрет Саи-Бабы , и она жгла на уроках индийские палочки. У нее тоже была объединенная религия: она говорила о сверхразуме и едином Боге, и она сказала мне, что я Индиго. На этой почве я очень возгордилась. Она видела родовые проклятия, к ней после занятий всегда сидела очередь. Сейчас я понимаю, что по своей сути она была обычная оккультистка. Духовные поиски так захватили меня, что я перестала думать о карьере и друзьях, важнее, чем найти Бога не было ничего.
Еще одним моим увлечением был целитель Лазарев с "Диагностикой Кармы" , Ошо со своими просветленными, "Трансерфинг реальности Зеланда", Мулдашев с с описаниями Тибета, "Хроники Акаши" Лобсанга Рампа и многие другие. Я запуталась окончательно. Стройной и логичной концепции у меня не вырисовывалось. Зачем Бог дает человеку болезнь, если целитель за деньги от нее избавляет, а человек в себе ничего не исправил. Я так и не смогла найти ответ на вопрос, как все устроено. Но Бог мне помог.
Однажды к нам в гости приходила мамина подруга, которая во время клинической смерти увидела светлую комнату. Она как будто творила там мыслью, там был везде свет и красота. Она поняла, что ее дом там, а не на Земле. Эта женщина видела Христа. Еще она видела нечистую силу и некоторых родственников в аду. Например, один из них был очень жадным при жизни. На том свете он находится в доме, заваленном вещами, сидел один во тьме.
Я собиралась в Москву и перед отъездом мне приснилась монахиня, как будто еду я в автобусе c другом она подходит, берет меня за руку и говорит, что у меня будут скорби, что-то вроде того. Я прилетела в Москву и поселилась в какой-то странной квартире. Там был густоватый воздух. Скорее всего, в ней занимались колдовством. Все в ней звенело и падало, чувствовалось присутствие нечистой силы. Моя подруга, которая жила со мной, тоже это чувствовала. Как будто кто-то на тебе сидит и душит. Посвящением в каналы космоэнергетики, я сожгла себе духовную оболочку, и я стала беззащитной для нечистых духов. Другие не чувствовали этого в такой степени, а мне было очень плохо. Я дошла до того, что просила помощи у дерева, как меня учила язычница Светлова. Я видела какие-то черные тени, и они жгли меня.
Однажды я спала на кровати со своей крещенной подругой, в эту ночь бесы не нападали на меня. Ночью я увидела над ней светящийся шар. Одна монахиня мне сказала, что это Ангел-Хранитель. На следующий день я пришла и долго плакала у икон Новодевичьего монастыря, ко мне подошла матушка и до того, как я успела ей задать вопрос, сказала, что я отогнала от себя Ангела-Хранителя своими оккультными и магическими практиками, и мне надо покаяться в этом. Я почти умирала, священник посмотрел на мое скорбное лицо и причастил меня без поста и без исповеди. В этот день мне впервые стало намного легче, как будто горячая сила разливалась по телу. Я видела черную энергию и в метро. Матушка Любовь, рассказывала, что какой-то митрополит тоже ходил в метро с факелом, потому что видел бесов.
Я стояла у мощей Матроны блаженной в Покровском монастыре. Слезы лились градом. Я помогала чистить подсвечники и мыть пол. Через какое-то время я почувствовала, будто чем-то горячим у меня из головы что-то вытаскивают. Наверное, мой пресловутый "третий глаз", от которого так болела голова. Говорят, Матрона может отмаливать забытые тяжелые грехи. Мне стало немного легче.
Конечно, все это было бы очень смешно, если бы не было так страшно. Я каждый день жила усилием воли. Я видела себя в какой-то черной клетке и просыпалась от того, что надо мной клубились колдовские пары. Вот она расплата за дьявольский оккультизм. Дивеево спасло мне жизнь, я окуналась в святые источники и бесовская сила постепенно оставляла меня. Я не знала, что такое исповедь, упорствовала у своих заблуждениях и не верила, что все целители и экстрасенсы обманывают людей. Священник рассказывал мне, что раньше сам занимался практикой "Рейки", потом отошел от этого, принял духовный сан.
До меня стало доходить, что все духовные практики – это вход в духовный мир, но ты входишь как разбойник, через заднюю дверь. Ничто нечистое не войдет в Царствие Небесное, наше дело каяться, а не покупать дары у целителей. Прозорливые монахи и старцы есть, но такой дар дается за подвиги самоотречения и смирения, поста и молитвы и очень далеко отстоит от дара, который есть у обычных целителей. Кстати, общение с подсознанием посредством маятника – это обращение к духам зла.
Я запоем читала Евангелие, почему я раньше не открыла эту книгу? Мне глубоко запали в душу евангельские притчи. Это была Истина, которая глубоко проникала в сердце, как глоток чистой воды после того как ты наелся грязи.
На одной из проповедей один старец сказал, что нет века более нищего и растленного, чем наш, но и нет века более благодарного Богу за обращение Савлов в Павлы, где у каждого была своя дорога в Дамаск. Если вы помните, это история из Евангелия, когда гонителю христиан Савлу по дороге явился Господь и спросил: "Зачем ты гонишь Меня?". Так появился апостол Павел.
Мое православие было не органичным, я была брюзжащей занудой, которой хотелось всем сказать – "Люди! Понимаете, ад близко! И он вечен! И дьявол есть, и бесы – это совсем не сказки". Мы так наивны в своем неверии и уподобляемся городскому сумашедшему, который, не вылезая из своего офиса, решил, что Бога больше нет. Дарила многим мытарства блаженной Феодоры. Конечно, ничего хорошего из этого не вышло.
Я еще долго сравнивала религии, чтобы понять одну вещь – правда в одном источнике, они все учат разному. Это оккультная сказка, что все религии ведут на небо. Ислам учит гордыни, а христианство смирению. В первом случае тобой управляет фатум, а во втором все зависит от тебя и Бога. Христианский рай – это любовь и радость в Духе, а исламский – вкусные явства и наслаждение черноокими гуриями. В индийских религиях понятия греха не существовало, это полуоккультный мистический путь: шаманы, которые вызывали духов зла и общались с ними. Буддизм представляет человека бесполым духом, которому нужно всю жизнь прожить не в добрых делах и покаянии, а где-то там, в медитации. Дьявол оказался не мифической сказочной фигурой, а реальностью. Один кришнаит как-то уверял меня, что бесов и мытарств нет, и надо радоваться жизни, а не каяться в грехах. Однажды я видела, как священник отчитывал бесноватых людей, люди выли страшными голосами. Бесы вошли в них за грехи.
Единственное полное откровение Бога о самом себе это Библия. До Христа Спасителя на небо никто не попадал. Оккультизм напрямую связывает человека с духами зла, почти каждый, кто прикоснулся к этому, рассказывает о долгом и болезненном выходе из этого состояния.
Все люди находятся на разном уровне развития, разной степени приближенности к Богу. Некоторые народы богоизбранные, им завещано хранить истинную веру. C других народов не будет такого спроса как с христиан. Нектарий Оптинский говорил, что и индус, который верил в единого Бога и как мог исполнял волю Его, спасется, а христианин, который знал о христианстве и шел мистическим индусским путем, не спасется.
В Православной Церкви есть много святых, которые помогают устоять в духовной брани: Серафим Саровский, Тихон Задонский, Иринарх Ростовский.
Последний более 30 лет носил на себе тяжелые цепи, и получил благодать исцелять и изгонять бесов. А маг, к которому я обращалась, приобрел свои дары за несколько месяцев и за энную сумму. Так от Бога ли они? От Бога ли дары тех людей, которые гадают на картах, если мистический смысл карточный мастей – это распинание Христа?
Однажды я молилась блаженной Ксении, вопрошая, почему нельзя дать сон каждому человеку, чтобы он не погиб. И услышала ответ: "А люди не помнят снов". И услышала еще вот что: "А почему нет иконы блаженной Ксении"?
Святые были сильными личностями, и Бог пришел на Землю как личность, и хотел, чтобы и мы были личностями. Удивительно вот что – я поехала в часовню своей небесной покровительницы и там на одной из фресок узнала ту монахиню, которая мне снилась перед Москвой. Это была святая Ксения Римлянка.
Об одном из святых, с которым мне удалось познакомиться лично, я бы хотела рассказать: "Это был явно не мой день. Я работала на послушании в одном монастыре в братской трапезной. Что-то я сделала не так: кажется, попыталась поесть вперед святых отцов, на меня накричали, и, я надув губы, ушла. Все ждали окончания службы и возможности хоть на минуту увидеть оптинского старца. Напряжение было неимоверное.
Тут мне пришла идея оправдаться грязной работой - я взялась мыть пол в туалете. Помыла пол и, вдруг, словно слышу голос: "Никакая работа не оскорбляет человека, а лишь безделье оскорбляет человека". Никого рядом. Несколько лет спустя я читала в житиях старцев, что они могли на расстояния являться и сниться людям, которые были в беде.
О старцах я знала очень мало, а именно следующее: люди, искавшие богообщения, отказывались от соблазнов мира и уходили в скиты и пустыни (монах (от слова "монос") – единый с Богом). Они изнуряли тело физическими подвигами, очищали душу от страстей и пороков. Старцы становились проводниками воли Божией и выходили на служение людям. Некоторые из них получали благодатные дары прозорливости и исцелений, могли наставлять других ко спасению. Еще я знала, что старец может ответить на любой вопрос, он скажет волю Божию всего один раз, и ее нужно выполнить.
Мои чудеса в монастыре не закончились в этот день - мне пришла в голову прекрасная идея тайком покормить лошадей сыром, и одна лошадь укусила меня. От обиды на весь мир навернулись слезы, я пошла в храм и в таком виде встретила старца N, духовника этого монастыря, вокруг которого стояло много народу. Старец сам подошел ко мне и спросил, почему я плачу. Небольшого роста, немощный, с ярко-голубыми глазами, в схимническом одеянии.
Отец N ласково сказал мне, что я исцелюсь. Благословил читать молитву "Да воскреснет Бог " 7 раз в день. "Ага, знает он о моих проблемах", подумала я, - "А еще говорят, что он прозорлив. Он просто хотел меня утешить". Так велико было мое неверие.
Обратно мы ехали с духовным чадом отца N иеродьяконом Иоанном. Для монаха он был какой-то слишком простой и веселый, для меня тогда все монахи представлялись угрюмыми и молчаливыми, этакими исихастами с четками в руках.
Он рассказывал, что как-то принял греховный помысел, приезжает к старцу, а тот первым делом обличил его в этом. "Вот это старец, а ты говоришь, он не заметил твоего состояния", - уверял меня отец Иоанн. Самое смешное, что через несколько месяцев я поняла, что и он совсем непрост - за его горячее сердце Господь наделил его даром прозорливости, но он по смирению это скрывает. Рассказывал, что отцу N при жизни были открыты бесовские мытарства, которые душа проходит после смерти.
Я много слышала о старце N от своих друзей, что он читает мысли, открывает грехи. Многие ездили к нему, но мне не удавалось попасть. Через несколько месяцев я снова попала в этот монастырь. Все мои сомнения исчезли. Он сказал мне, что в детстве мы с соседскими детьми изображали попов и играли в освящение квартиры. Рассказывал мне все мои грехи, как будто видел все мое прошлое, мое окружение, по именам называл моих друзей и людей, у которых я должна просить прощение. Обличал не только грехи, но и намерения. Я была поражена, это было настоящее чудо, этот человек очень отличался от всех магов, у которых я побывала. Вот как описывает его еще один человек: "Около года назад я впервые увидел его фотографию. Ощутил исходящую от его облика благодать, а в его глазах явственно отражалось небо".
Говорят, что старец 10 лет прожил на Афоне, свой путь начинал с Псково-Печерского монастыря. С детства он был особенным ребенком, рос очень религиозным мальчиком. Была в нём некая Божья отметина, которую чувствовали окружающие. Ребята что постарше смеялись: "Вот Алёшка Божественный пришёл". Отец одной из девчонок, он пел на клиросе, строго вразумил своё чадо и других детей: "Ну-ка, не шалите! Это - человек Божий".
Старец благословил меня пожить в православном центре, который восстанавливали духовные чада старца. В нем произошло чудо - на стекле в доме отпечаталась икона Божией Матери. Там жили люди, пострадавшие от оккультизма и тоталитарных сект. Это было лучшее время в моей жизни – время чудес и открытий.
Духовные чада рассказывали, что к отцу N приехал как-то вор в законе. Старец посмотрел на него и строго сказал: "Да тебя же убьют через 2 года". Человек сразу изменился - стал ходить на исповедь, причастие, жертвовать на приют. А через 2 года предсказание сбылось.
Однажды старец приехал в нашу общину. Одна девушка готовилась к встрече со старцем и написала несколько вопросов. Старец подошел к ней, она потянулась за вопросами, но он сказал: "Не надо". И ответил по пунктам на все вопросы. Потом я читала в житие Амвросия Оптинского, что он точно так же отвечал на письма, не вскрывая их, откладывая срочные в одну стопку, а все остальные в другую.
Как-то я пообещала старцу написать
статью о православии, и не выполнила своего обещания.
Наутро у меня как будто отшибло ум и журналистский дар.
Все восстановилось только после покаяния.
Похожую историю я слышала от одного иеромонаха. В
молодости он приехал к старцу Науму в Троице-Сергиеву
Лавру. Старец открыл ему волю Божию - быть священником,
а не инженером. Он отказался, и на следующий день не
смог решить ни одной задачи. В настоящий момент он
служит в Новосибирске.
Несколько лет назад старец N болел туберкулезом. Один человек сшил ему тужурку и передал втайне через знакомых. Через какое-то время попал к отцу N на исповедь. Старец говорит ему: "Это ты мне тужурку-то сшил"?
Одна женщина собиралась уходить в монастырь, пришла посоветоваться к старцу и спрашивает: "А игуменья меня возьмет"? А старец отвечает: "А что она тебе во вторник сказала"?
Смотрела один фильм "Не имеющий права молчать", где подполковник рассказывает о себе. Его на чеченской войне расстреляли ядовитыми пулями, он на 4 месяца впал в кому. Врачи отказались от него, жена повезла его к старцу N. Старец встретил ее у ворот. Жена, сказала, что привезла умирающего человека. – Воина Антония? - спросил старец. Он начал на коленях читать над ним молитву "Да воскреснет Бог". После первой молитвы он начал слышать, после второй открыл глаза, после третьей поднял голову, жена упала в обморок. Военный еще месяц жил в монастыре, старец каждый день его причащал и исповедовал, и он поправился.
У одной девушки была опухоль на сердце и щитовидке. Она объездила всех врачей в России и Германии, отчаявшись, приехала в этот монастырь. Старец сказал ей: "Все хорошо будет, надо молиться". Она осталась там. И по его молитвам произошло исцеление. Девушка стала здоровой.
По молитвам старца N исцелились тысячи людей, всех не перечислишь. К нему приезжают люди со всего мира. Мне самой он очень помог, помог обрести твердую веру и выйти из тяжелого состояния после оккультизма.
Почему-то одни люди видят много чудес, а другие ни одного за всю жизнь не видели. Нашла в воспоминаниях иеромонаха Рафаила (Огородникова) рассуждения о чудесах. Явление чуда человеку нарушает основной божественный принцип - свободу воли. Поэтому атеист должен придти к вере без чудес. Бог не навязывается человеку.
Мы живем во времена духовного беспредела. Несколько поколений людей выросло без Бога, когда-то у них появится духовный поиск, но они могут пойти к экстрасенсам или уйти в секты. Я думаю, что о делах и чудесах Божиих нельзя молчать. Горько осознавать, что некоторые из нас не найдут дороги Домой.
«Эта история началась год назад. Я приехала к двоюродной сестре в село на лето. Но у меня на другой день произошел разговор с мамой сестры, моей тетей.
– Знаешь, Юля, у тебя же есть три бабки. Так ты сходи к ним, спроси, на что ты им нужна, а то хотят они тебя к себе забрать. Ведь они все три – ведьмы…
После я решила пойти к одной из своих бабок – к гадалке. С утра и до 2 часов я просидела в очереди. Когда зашла и села, бабка спросила, что я хочу знать, и терпеливо выслушала мои проблемы, а потом просто предложила мне уйти и денег не взяла. Я, конечно, удивилась, но не придала этому значения.
Придя домой, рассказала все тете, а она и говорит:
– Видишь, дочка, а ты не верила мне, сомневалась. Бабка боится тебя, и видела она, что ты сильней, потому и выгнала тебя.
Но не поверила я в это. Ночью приснился мне сон, как будто я в автобусе еду в село. Возле меня сидит мужчина, страшный такой, и я будто читаю его мысли, а мысли у него плохие. Хотел он мне зло сделать, но идет к выходу мимо меня женщина в черном платке, а я потянула ее за подол платья и спрашиваю:
– Кто я?
– Ведьма ты! – шепотом почему-то сказала женщина и, пряча свое лицо в платок, вышла из автобуса.
Теперь каждую ночь мне снится, будто я колдую. Но раз днем я стояла перед зеркалом и делала прическу. Тут мама моя откуда ни возьмись, да и начала:
– Ты что, причесаться нормально не можешь?
Я разозлилась и ненароком посмотрела на коробку с бигудями, и она отлетела прямо на маму.
Когда я влюбилась в одного мужчину (Валеру), оказалось, что он за моей спиной встречался с моей подругой. Я, как и полагается, сразу начала с ним ругаться, разозлилась и стала говорить ему всякие гадости. Тут тарелка с полки слетела, ударилась о голову Валеры, и он упал без сознания. Я знала, что это моя работа, но ничего сделать с собой не могла. Валера попал в больницу с сотрясением мозга. Когда я пришла его забрать, он со мной не стал говорить, а дома спокойно сказал, что с ведьмой жить не будет, что он не собирается из-за меня стать инвалидом.
Что я могла ему сказать? Я его отпустила и теперь страдаю из-за самой себя.
Однажды я пошла на кладбище прополоть могилу дедушки. Возле могилы я увидела старую женщину, которая что-то шептала себе под нос. Я подошла и спросила, что она делает, а та ответила: «Грешный ваш род, ведьмы род за родом рождаются, а ты тоже из рода этого и ты есть самая сильная ведьма». Не успела я спросить ее, кто она, как старуха куда-то пропала. Я была шокирована. Необычные вещи происходят со мной все чаще, но их довольно много, чтобы перечислять все. Оказалось, я была и есть самая сильная ведьма в роду».
Время на чтение: 2 мин
Я родилась ведьмой - так было угодно судьбе. У меня три старших брата, четвертого ребенка мама не хотела категорически и тем более девочку.
Я испытала равнодушие матери...
Воспоминания о моем детстве похожи на туманный ландшафт, из которого кое-где торчат отдельными кустами воспоминания. Вот пьяная мать сидит на кухне, закинув ногу на ногу. Полы старого халата разъехались, обнажив синеватые венозные сетки на ее ногах. В двадцатый раз она рассказывает мне историю, как идиот-гинеколог умудрился сломать руку в день операции. «Я вот прямо чувствовала, что девка! И никаких УЗИ в это время и в помине не было! - многозначительно поднимая палец, говорит мама. - А девка что? Пустоцвет один, выросла, хвостом вильнула, и нет ее. То ли дело пацан. Мужик в семье должен быть. Папаша-то твой, как только ты родилась, - тю-тю!» - мать берет из пепельницы «бычок», прикуривает и, выпуская дым из ноздрей, неприязненно разглядывает меня.
«И в кого ты уродилась. На прабабку вроде похожа, - бормочет мать, держа меня двумя пальцами за подбородок, - на ведьму чертову. Мать моя сбежала от нее, когда ей лет пятнадцать было. Говорила мне, что она ведьмой была, ее мужики деревенские вилами закололи, мать моя еле ноги унесла тогда». Задумавшись, она забывает про мое присутствие. А я, десятилетняя девчонка, продолжаю стоять перед ней как вкопанная и, заглядывая ей в глаза, жду, когда она небрежно махнет мне рукой - мол, иди.
Вообще, вспоминая детство, я часто вижу себя стоящей перед матерью, виновато переминающейся с ноги на ногу. Я всегда искала, ждала ее одобрения, ласкового слова, заискивала, одним словом. Даже сейчас, спустя почти двадцать лет, ненавижу себя за это.
Другое воспоминание. Вот я в школе. Канун праздников. Все в белых фартуках. Класс похож на цветущее ромашковое поле из-за того, что все девочки с огромными белыми бантами. Все, кроме меня. Мама просто забыла купить мне фартук. А бантов у нас никогда и не было - меня стригли очень коротко. «Ну не возиться же мне еще и с твоими волосами!» - фыркала мать на мои просьбы разрешить отрастить волосы хотя бы до плеч. Покачивая огромным белоснежным бантом, ко мне подходит староста класса Лера. Наклоняется и под дружный хохот нарочито громко по слогам кричит в ухо: «Се-год- ня фор-ма празд-нич-ная! Ты как всегда все прослушала, чудная?»
С первой кровью я обрела силу
Лет в тринадцать меня начали мучить кошмары. Один и тот же повторяющийся сон не давал мне покоя. Снилось, что какая-то старая женщина с седыми длинными волосами в белой ночной сорочке приходила ко мне в комнату. Сначала я не видела ее лица - она садилась у окна спиной ко мне. Каждый последующий сон был на несколько секунд длиннее, чем предыдущий, так мне казалось. Во сне я испытывала ужас. Потом, в следующих снах, я услышала ее голос. Не поворачиваясь ко мне, женщина сказала: «Причеши меня». Охваченная испугом, я тут же просыпалась. Сон повторялся раз в три-четыре дня. С каждым разом требования женщины становились все настойчивее. И я осмелилась подойти к ней.
Седые длинные космы были спутанными. Я протянула руку, невесть как, но в моей руке оказался гребень. Он был из какого-то металла, вроде серебра, крупные красные камни в основании матово поблескивали в темноте. В звенящей тишине опять прозвучало: «Причеши меня». Я провела гребнем по спутанным седым волосам, вдруг резкая боль запульсировала где-то внизу живота. Женщина начала медленно поворачиваться ко мне. На ее лице была маска. Я почувствовала, как что-то стекает по внутренней стороне бедра. Я закричала и проснулась. На простыне и одеяле темнели кровавые пятна. На мои крики прибежала сонная мать. Увидев кровь, она криво усмехнулась: «Поздравляю, ты стала женщиной». Не говоря больше ни слова, снова оставив меня одну в слезах, она отправилась спать. С того дня кошмары перестали мучить меня. Но моя жизнь изменилась.
Я больше не искала ничьего общества и окончательно замкнулась в себе. Теперь меня стала устраивать жизнь изгоя в школе и дома. А чуть позже я поняла, что могу больше, чем остальные люди. Помню, я возвращалась домой после школы, чуть поодаль за мной шла стайка одноклассниц. Они хихикали и развлекались тем, что кидали мне в спину камешки. Неожиданно злость начала жечь меня изнутри, словно ядовитое солнце. Резко повернувшись к одноклассницам, я уставилась на главную задиру - Леру. Ее цветные бантики замерли в воздухе. Вся моя горечь, вся моя ненависть сосредоточилась на этих бантиках.
Я ненавидела их в этот момент, с их беспечными улыбками, аккуратно заплетенными косами, кружевными белоснежными воротничками и бантами. Лера вдруг медленно присела, не отводя от меня глаз, протянула руку к обочине, щедро «сдобренной» грязью с сами понимаете чем. Зачерпнув ладошкой кашицу, она медленно поднесла руку ко рту. Глаза ее наполнились слезами, а синий бант дрожал как овечий хвост. Я впервые почувствовала себя счастливой. Лера сунула измазанные пальцы в рот и с усилием начала жевать. Я направилась к дому. Неожиданно я увидела стоящую у калитки мать. Она смотрела на меня с испугом...
Унижений с тех пор не было - одноклассники сторонились меня как чумы. Дома почти ничего не изменилось, за исключением того, что мать еще больше стала сторониться меня. Но я уже давно привыкла к этому. Закончив школу, я без сожалений уехала в областной центр, где поступила на экономиста в первый попавшийся институт, предоставлявший общежитие.
Неразделённая любовь
Училась я легко, получая зачеты и положительные оценки, не особо вникая в детали учебного процесса, так как пользовалась своими способностями. Я, конечно, понимала, что меня выбрали отнюдь не силы света и добра. Но до четвертого курса я старалась не причинять никому вреда. Пока не появился он. Его звали, как рыцаря из романов. Артур. Какое аристократическое, непривычное для сельской девушки имя. Увидев его, я поняла, что хочу его. Хочу во всех смыслах. Обладать без раздумий. Чтобы он смотрел только на меня, слушал только меня, хотел трогать только меня. Но по всей видимости, судьбе угодно было насмехаться надо мной, с самого рождения обрекая меня на неразделенную любовь - сначала отца, матери, а потом мужчины.
Сердце Артура было занято длинноногой красавицей с параллельного потока, которую к тому же, как в насмешку, звали Лера. Знакомое ядовитое чувство начинало жечь меня изнутри, когда я видела их вместе. Словно кадры, сделанные фотоаппаратом, память безжалостно фиксировала моменты: вот он положил ей руку на плечо. Вот они целуются на проходной института, вот он несет ей пирожки из столовой, они смеются, не отводя друг от друга глаз. Меня всегда удивляли рассказы про ведьм, обвешанных пентаграммами и прочими атрибутами. Можно использовать даже обычную ручку, если вложить в нее силу. А сила моей ненависти была так глубока, что никакие предметы мне не требовались.
Я записалась на факультативные занятия, которые посещала Лера. Всегда усаживаясь сзади нее, я начинала смотреть ей прямо в затылок,с удовольствием чувствуя волны испуга, исходящие от нее. Через пару недель я перестала видеть их вместе. А еще через неделю Артур перестал посещать лекции. Я бежала, опаздывая к первой паре, когда увидела толпу студентов у аудитории. Староста Сергей собирал деньги, отмечая сдавших в ведомости. «Да сколько можно, до сессии вроде еще далеко! Кому сдаем-то?» - шутливо возмутилась я. «Артур под электричку бросился. Послезавтра похороны. Матери его хоронить не на что, надо помочь», - Сергей продолжал деловито собирать купюры. Голоса однокурсников звучали, словно между нами был слой ваты.
Я отказалась от своих сил...
Уйдя с лекций, я бродила по городу, пытаясь осмыслить произошедшее. Через сутки я приняла решение. Я перестану пользоваться своей силой. И это был один из самых ужасных этапов в моей жизни. Через неделю я сломала руку. Учеба стала даваться тяжело, ведь мне приходилось зубрить предметы, перелопачивая учебники первого курса. Преподаватели не могли понять, как я с таким уровнем знаний училась на одни пятерки. «Жанна, что с вами произошло? Ведь вы были лучшей на курсе? Что-то случилось?» - заботливо спрашивали педагоги. Ну не могла же я им объяснить, что просто перестала применять свою силу. После того, как сняли гипс, соседка по комнате обварила меня кипятком, и на плече теперь красовался огромный ожог, который, конечно, меня совсем не красил.
Я понимала, что, отказываясь от своих способностей, я подвергаю риску свою жизнь и здоровье. Но я была полна решимости сделать это.
На пятом курсе, когда мне удалось более или менее выровнять успеваемость, меня сбила машина. У меня были множественные переломы и разрыв селезенки. Водитель Олег - молодой парень, был очень мил со мной. Выяснилось, что он работает адвокатом. Олег оплатил мне лечение и обещал по мочь с трудоустройством как начинающему экономисту. Олег приходил ко мне в больницу каждый день и, наверное, от тоски по человеческому теплу, я без памяти влюбилась в виновника моих травм. В полиции я подписала бумагу о том, что я сама бросилась под машину, якобы от несчастной любви.
Олег был очень благодарен мне. Сидя в палате, он смотрел на меня такими сияющими глазами, что я была уверена - он тоже влюблен в меня. Но на следующий день после подписания нужной бумаги он не пришел. Также как и через день, и через неделю. Как могла, я давила в себе знакомое страшное чувство ненависти - было такое ощущение, что внутрь меня положили раскаленный камень. Через месяц я полностью восстановилась и вышла из больницы.
Тьма не отпустила меня
Закончив институт, я устроилась на работу бухгалтером на предприятие. Каково же было мое удивление, когда я там встретила Олега, который сопровождал сделку клиента с руководителем нашего пред приятия. Острое чувство ненависти и обиды снова всколыхнулось во мне. Я поняла, что битву с темными силами я проиграла. Слишком велико было желание реванша. Через полчаса общения со мной Олег прыгал вокруг меня как глупый молодой телок вокруг мамки. Еще через полчаса при подписании бумаг, к великому удивлению клиента, Олег начал судорожно вскакивать, отмахиваться руками словно от невидимой мухи. Затем, сбив секретаршу с кофе в приемной, с криками выбежал вон.
Прошло уже более десяти лет, но воспоминания об этом случае неизменно вызывают у меня улыбку. Я - заместитель директора нашего предприятия и совмещаю эту должность с обязанностями жены директора. Без ложной скромности могу сказать, что дела нашей фирмы здорово пошли в гору. Муж так и называет меня - «мой талисманчик». Я, конечно, не против. Вот только детей у нас нет. Муж очень хочет. Я - совсем не хочу. Вдруг родится девочка.
Вываливаюсь из автобуса в промозглый деревенский вечер. Село вроде то же, что и год назад. Только осень теперь. И домишки глядят по-стариковски угрюмо. И небо – в сизой щетине, сухое и ленивое. И чего я опять сюда приехал? Горемыка. Всё надеюсь, наверное. Иначе уж давно бы... Эх...Вон и люди. Эк таращатся! Любопытно, значит. Шепчутся: кто таков да зачем пожаловал? Всё, вишь, бабки в шалях до носу да с клюками. Да дедок один в сторонке нос потирает. Народец, однако.
– Здравствуйте, люди добрые. Не скажете, Анна, что возле пруда живет, как там? Жива-здорова? У себя ли сейчас?
Ишь, переглядываются, удивляются чего-то. Уж не случилось ли чего? Самая бойкая начала:
– Заболеет она, как же, жди! Чаво энтакой-то будет? Тута была. Давеча, правда, умотала куды-т.
– Куда, не знаете?
– Что я ей, нянька, что ль? Мне не докладывается. Тебе-т что за нужда? Али жить надоело?
Уж очень что-то они к ней агрессивны. И при чем тут жить надоело? Хотя ведь оно верно подмечено.
– Что ж так не жалуете-то Аннушку?
– А за что жаловать-то? На кол бы ее да в костер! Да не берет ничего ее, шельму. Ведь жгли уж хату ее – хоть бы хны. Нечисть, она живуча.
Может, не про нее? Да ведь одна хата-то у пруда. И точно: опаленные бревнышки кое-где были... Но за что?
– Помилуйте, за что ж вы с ней так?
– Да я б еще и не так! – уже другая бабка взбеленилась. И все как-то заметно оживились, раскудахтались:
– Всех парней из деревни выжила! Все по ней иссыхали. К избе ее проклятой цветы всё таскали. Прям смерть как тосковали. Так и поразъехались все. Один аж топиться хотел. Нет, говорит, без нее жизни и всё. Насилу отговорили.
– И в церковь-то сроду не ходила.
– Да какая церковь? Бога, что ль, она боялась? Дудки! Другой у ней хозяин! Сама даешка видела, как в лес на ночь глядя она начапыжилась. И нынче на шабаше где-нить небось.
– А у Сорокиных-то? Митька-то, помните, чуть не помирал? А всё чаво – козу ее с огорода палкой погнал! Капусту у него грызть повадилась. Вот и сберег капусту-то. Кхе-кхе... А валенки чуть не отбросил. Вот и Матрена сама соврать не даст: уж как он мучилси, как стонал!.. Утробу, говорит, как тесаком выворачивают. Матрен, скажи, она ить мужу-то твому каторгу каку устроила?
Матрёна – женщина серьезная такая да молчаливая. Всё в тужурку мужнину, видать, куталась и уж уходить было собиралась.
– А чаво сказать? Хто сделал – Господь один таперича знает. Он и сам ить у меня был – ой-ой. Палец в рот не клади. А сейчас вроде присмирел. Может, оно и поделом? А вылечила яво она. Это уж глаз даю, что она. Прибегает вечор, запыхавшаяся вся, растрепанная. На порог ставит кружку с молоком и шепчет этак, будто через силу: пусть выпьет, поправится. И убежала, значит. Ну, я поначалу вылить тут же хотела, да смотрю, энтому плохо совсем. Говорю: так и так, будешь пить? А он – давай, хоть яд, чем так мучиться, всё одно – помру. И выпил. И что? Проспал двое суток кряду. Уж думала – не проснется. А он встал, живой-здоровый. Сожрал всё, что еды в доме было. И пошел крыльцо чинить. А ведь сами помните, с каким боем топор в руки брал? И-и-и, сроду не заставишь. А тут и вино бросил. И меня больше не колотит. Всё обнимет да приголубит. А ить Аннушка всё. Дай боженька ей здоровьица.
– А про Магарычиху забыла? Как она ейную корову испортила? Так ить и зарезали.
– А ко мне приперлась даешка и пялится на внучка-то маво. Иди, говорю, отсель подобру-поздорову. А ребенок всю ночь не спал – так и орет-надрывается. Уж из сил выбился, а всё плачет. Дочь-то уж извелась вся. Так и побежала к ней средь ночи. Кричу – так и так, как хочешь, а дитё ты сглазила! Грозила ей даже. Хе-хе. Она удивилась чему будто и так же вот молока дала. Напоили – всё и прошло. Вот ведьма-то.
– Дурында ты! Небось у него зубы резались.
– Сама дурында! Я, что ли, не знаю, как зубы режутся? Сама пятерых вынянчала!.. Не лезла б, раз не знаешь.
– Это я не знаю?! Она мне килу вылечила! А вы завидуете ей просто. Сами вы – ведьмы!
– Дура! Она ж тебе ее и посадила! Вот ведь бестолочь.
– Это я-то бестолочь? А кто в прошлом году к ней за снадобьем приворотным бегал для дочери-то?..
У меня уже голова пошла кругом. Могут ли столько людей кряду такие небылицы сочинять? И зачем?.. Не знаю, кого слушать и чему верить – ушам своим или разуму. Один лишь старичок всё сидит молча да хмурится. Тут уж и ему надоела вся эта возня.
– Я ить помню тебя. Ты никак в прошлом году храм у нас расписывал? А потом с Аннушкой связался да и забросил работу-то на половине. Так он у нас до сей поры и стоит.
Всматриваюсь в морщины да в кургузый картузишко – и точно.
– Ведь я у вас останавливался тогда?
– Жил у меня. Пока в плен к ней не угодил. Ну, айда со мной. Переночуешь. А я тебе кое-что про нее интересное покажу.
И мы пошли. Старик меня прямо-таки выручил. А то уж и не знал, куда деваться из этого бабского улья. Ужином накормил, дал отдохнуть. А потом разговорился, обо всех деревенских рассказал да меня всё расспрашивал.
– Ты сам-то теперь как? Пишешь что-нибудь?
И захотелось мне наконец выговориться, излить наболевшее.
* * *
– Эх, дедушка, тяжелые времена легли теперь мне на плечи. С работой никак не ладится – писать не могу больше. Ну не идет и всё. За что б ни взялся, всё одно – портрет ее входит и только. То на сене лежит, платьицем чуть прикрыта, под солнышком нежится. А в волосах клевер да васильки сплелись-спутались. И парной, пряный запах травы свежескошенной и тела ее нежно-молочного...
То в воде на рассвете в одной сорочке. Благо пруд был прямо за домом. Каждое утро купалась. И чудно так выходило – плывет быстро-быстро, а вода вокруг не шелохнется. Ни морщинки, ни рябиночки. А выйдет – теплая такая, меня еще обогреет. И высыхает мгновенно, я и заметить не успевал, только с волос вода чуть капает. Обернет их змеей вокруг моей шеи и ведет домой. До чего баловница да выдумщица! А меня и не надо вести, я, кажется, в самый ад пошел бы за ней. Одними воспоминаниями этими и живу. Единственная моя отдушина. И как в ней столько всего уживалось? Доверчивая детская невинность с коварной женской хищностью. И понять я никак не мог – то ли это она мне отдается, то ли забирает меня всего без остатка.
Вот хоть та первая ночь. Такая буря поднялась, стекло ветром выбило в двух шагах от нас. Избенка-то хрупкая, ветхая совсем. И нас то дождем, то градом обдавало, молнии так и резали землю под окном. И пахло раскаленным электричеством. А ей и дела нет до того. Не мог понять, плачет она или смеется. Никогда не видел столько страсти. Не то чтобы животной, но и... не человеческой. На моих глазах рождалась женщина. А мне казалось, начиналось светопреставление... Но мне было всё равно. Я чувствовал себя словно растворенным в ней, в вечности, в пространстве, в космосе... И казалось, то ли это я умираю, то ли рядом что-то рождается. Большое и сильное. Одно мог сказать точно – подобного никогда испытать не доводилось.
И теперь я сам виноват во всех своих несчастьях. Жестоко наказан за измену, за боль... Но я пытался, как мог. Тем не менее всё было против меня. Хотел уехать – автобуса не было. Шел к тебе (ведь я у тебя тогда останавливался) остановился – попал на край села, к ее дому. Лишь возле порога успело промелькнуть в мыслях: «Что ты делаешь?» – но ноги по инерции вошли внутрь. А там... Воля моя предательски меня покинула.
А всё ведь я сам!.. Сам попросил напиться, сам уселся за стол, беззаботно болтал, расспрашивал ее обо всем, потом пересел к ней на лавку... Сам поцеловал. Она была по-детски скромной и послушной. Поначалу немного сопротивлялась, пыталась прогнать. Но как-то слабенько и безвольно... Пили молоко. Такое теплое, парное, как ее кожа...
Нет, я не виноват! Меня безбожно потянуло к ней, как только она первый раз пришла тогда в храм. Да, после этого я больше не мог писать. Я больше не чувствовал той... не знаю, как это назвать. Называют вдохновением, но это всё не то. Я уже почти не помню, как это бывало. В своем воображении я видел будущие картины, иконы высвечивались у меня в сознании, и я лишь воспроизводил их с точностью, надлежащей художнику. Я мог торчать там, на лесах, в пяти метрах над землей, разрисовывая своды, целый день и не чувствовал ничего – ни времени, ни голода, ни усталости, ни страха. А ведь высоты всегда боялся. Мне было хорошо, как никогда – свободно и спокойно.
И вдруг всё рухнуло. Да, конечно, сломались только леса, но их починили, а я... Я не мог больше работать... Она искала батюшку, его не было. Она уже хотела уйти. Зачем я задержал ее? Что-то спросил. Она стала восхищаться работой. Останавливалась на более сильных деталях, определяла слабые. И откуда у деревенской девушки такие познания в живописи? Я слушал и удивлялся. Заметила, что леса неустойчивые – как в воду глядела. Не помню, как я падал, видимо, успел потерять сознание...
Словно в эйфории какой, жил с ней всю неделю. Как в раю. Нет, и в раю так не бывает. Это, знаете, как в космосе, как на другой планете, как... не знаю, не описать. Словно и не воздух вокруг, а эфир какой-нибудь. И не шли мы – плыли сквозь него. И обволакивает нас таким вязким, терпким и сладостным дурманом, что не мог я уже владеть ни сознанием своим, ни волей, ни чем бы то еще... Лишь известие об аварии чуть встряхнуло, отрезвило на время. Примчался домой, к жене – но где все чувства? Пустота. Ни жалости, ни сострадания. А ведь раньше любил ее!.. Видишь, оно как бывает.
И теперь будто и не живу вовсе. Всё кувырком с тех пор. Жена мне до ужаса в тягость. Парализовало ведь ее после той аварии. Ноги отказали... Тоже не живет, мучается только. Ребенка ждали... И плачет всё время. А меня слезы ее только раздражают. Сиделку нанимал, когда была возможность. Теперь денег совсем нет. Перебиваюсь кое-как. Она – в больнице. А меня уж помешанным называют. Перессорился со всеми. А ведь помочь хотели. И опять вот в деревню эту притащился. К ней, значит... У, шельма! Тьфу!..
Дедушка слушал внимательно. А потом придвинул ко мне старенькую тетрадь в черной клеенчатой обложке:
– Это вот ее. Нашел как-то на берегу пруда. А она – девка странная. Что и говорить... Тут она рассказывает кое-что. Тебе надо знать. Раз сама оставила...
Открываю с видом равнодушным, а у самого-то руки так и дрожат. Почерк какой неровный и нетвердый как будто. На детский похож. Да это неважно, почитаем...
* * *
Воспоминания дарованы нам в утешение. И в наказание...
Память – гранитные скрижали, где высечены все деяния наши. Останавливаясь и застывая на миг во времени, вглядываешься в минувшее сквозь толщу обыденных забот и вот – вновь ты там.
Блаженны непомнящие, счастливы живущие сегодняшним, оставившие прошлое затянутым паутиной и пылью.
А я же будто поселилась там. Настоящее растворилось. Оно пусто и безжизненно, словно сцена, где все действия давно сыграны. Занавес снят, декорации убраны, актеры разъехались... Лишь одна скрипка позабыта среди остатков грима, лент и конфетти. И снова и снова сыгранные уже мелодии отдаются эхом в гулких сводах потоком осиротевших беспокойных звуков...
Надумалось мне записать пережитое. Быть может, так легче будет от него освободиться. Чтобы хотя бы дышать без боли. Чтобы открыть себя новым ощущениям, снова почувствовать жизнь. Невыносимо больше быть заживо погребенной под этой грудой горечи, сомнений, отчаяния...
Зачем, ну зачем дарована мне была эта сила? Чтобы погубить?.. Я приношу людям терзания и муки. Они ненавидят меня и боятся. Они не знают, как сама я от себя страдаю. Как больно, обидно, как глупо (!) уметь управлять многим, другим недоступным, и... и не справляться с самой собой! Эти минуты борьбы так мучительно и жгуче, словно огонь преисподней, подступают безжалостно к самой утробе моей. Чувствую себя клеткой, где два рыже-бешеных волка грызутся за добычу. Ратным полем, на котором две конницы сошлись в кровавой битве. И никого не интересует, что нужно мне. Я словно пустое вместилище и только.
Люди, не завидуйте силе. Она чревата самоуничтожением. Это всё, что мне остается. Но и на это я не способна. Не могу. Не имею права. Обречена. На вечные скитания. Во тьме...
Почему я сделала всё это тогда, год назад? Хотела счастья. Простого, человеческого. Я не знала еще, что недоступно оно для меня. Как Полярная звезда. Я буду стремиться к нему, разрушая всё на пути, но не приближусь ни на шаг. Оно так и останется мерцать там, в космической невесомости, насмехаясь над моей безнадежностью. И вот я очнулась, одна среди обломков и развалин. С единственной мыслью, что всё это – моя вина...
Вот так всё и вышло. Была ли счастлива хоть мгновение? Нет, люди, не была. Какой-то крохой подсознания всегда понимала, что я делаю и что потом будет. Но остановиться не могла.
Чья на то была воля? Не моя. Не его. Не знаю... Я всегда ему оставляла шанс к отступлению, на свободу. Он не пользовался им. Он даже не пытался сопротивляться. Он сам хотел этого. Так почему же мне сейчас так больно за причиненные страдания?..
Мне не надо было приходить тогда в храм. Но это было сильнее меня. Я боролась целую неделю, обходила его за версту. Но вот в пятницу не выдержала. Что меня толкало? Пустой церкви я никогда не любила. Мне там не по себе. Когда служба – дело другое. Люди, пребывающие в молитве, в покаянии, причащающиеся, излучают... Я не знаю, как это правильно выразить, но, настраиваясь на их волну, я... как-то заряжаюсь от них силой. Она циркулирует во мне, как электричество. И до того резко бьет по жилам, по нервам, что я начинаю чувствовать себя всемогущей и уже не могу остановиться.
Это такой экстаз. Разве может кто-то добровольно лишить себя такого наслаждения? Но я себя заставила. Перед службой убегала далеко в лес, загоняла себя на какую-нибудь высокую сосенку или старалась отвлечься: собирала травы, слушала кузнечиков, бегала за бабочками. Что угодно, только не думать. Я знала – стоит только помыслить о храме, и я буду там.
Со временем, правда, я научилась немного управлять мыслью. Видимо, после той ночи...
Бабушка сказала перед смертью: «Освободишься, как станешь женщиной. С того момента ты сама сможешь выбирать свой путь». И вот я уже год как женщина, а пути так хитро спутаны...
Неужели это был мой выбор?.. Она в больнице. Погублена жизнь, недавно зачатая. Она останется инвалидом. Кроме него, у нее нет никого. А он... Он думает только обо мне!.. Нет!.. Это не я!.. Я не хотела...
Но он так нужен мне. Единственный источник живительной силы в обесточенной бескрайней пустыне. Ведь я иссохну без его чувств, погибну от жажды... Вечная борьба... Я ж ей и так причинила столько страданий. Незаслуженных, наверное.
Да, это тогда случилось, в лесу. Когда собирали яблоки. Мы вообще с трудом сдерживали себя, когда были одни. Впивались друг в друга, как в спасительный кусок хлеба после долгого голода в осажденном городе. И на смену обороне наступало нападение. Предчувствуя победу, кровь бешено металась в висках... Он удивлялся моей меткости. А мне-то стоило лишь чуть сосредоточиться – и яблоки падали в ведро у его ног. Почему я не смогла заставить себя слезть с дерева? Меня будто приковало к нему чем-то тяжелым и могучим, запутало в ветвях и не пускало. Нужно было всего лишь помыслить. Я это и сделала. Не знаю, кто владел помыслами моими, только он уже лез ко мне. С ловкостью пантеры, что ему вовсе не было свойственно, и с бесстрашием льва, хотя высота – это единственное, чего он боялся.
Да, это тогда случилось. Яблоня была старая, но крепкая. Я чувствовала, как от нее исходит щекочущее тепло, десятилетиями впитываемое из земли и с небес. Оно пронизывало мое тело. Мелкая дрожь... Напряжение... И он стал третьим звеном. И... покатилось. Живой, теплый древесный сок по волокнам ствола, кора обглодана. Дальше его горячая, нет – обжигающая кровь бесилась, бурлила под упругой кожей. И всё оно тянулось ко мне. Я была владычицей, повелительницей. Он доверчиво и щедро раскрывал себя всего. Я пила. Пила и не могла насытиться. Другой, кажется, не выдержал бы. Но его будто что-то оберегало, словно был резервный источник силы, для меня недоступный.
А между тем эта энергия наполняла меня, и скоро ей стало тесно, она рвалась наружу, рыча и метаясь. Высшая точка напряжения, меня трясло. И вот тогда... Эта проклятая мысль: «Ты будешь только моим!..» Вспышкой, молнией. Взметнулась в сознании. И понеслось. Жуткие, душераздирающие картины. Свист шин, треск, грохот, бьющееся стекло... На обочине среди придорожной пыли на сожженной траве две машины, разбитые вдребезги. И в той серебристой... Женщину выбросило на капот, перевернуло, помяло, придавило... Мутные, дикие, непонимающие глаза... Я слышала, как бешено колотилось ее сильное большое сердце. И там, под ним, тихо угасало другое, крохотное...
«Нет!.. Слышишь?! Нет!!!» Я кричала, ревела, металась. Сдавила яблоко, выжав мясистую белую мякоть. Но было поздно. Разряд уже случился. И ЭТО неизбежно...
Он не понял, обнимал, успокаивал. А сам был совсем обессилевшим. И дождь хлынул резко и угрожающе... Я думала, этот разряд нас уничтожит. Но нет. Только адская головная боль. Мозг будто ковыряли грязными скрюченными когтями. Чуть приутихло – его сырые, с испариной, глаза и соленые влажные губы. Холодный виноватый шепот: «Прости меня. Прости, что не сказал раньше. Ведь я женат...» Нет, мне не было тогда его жаль. Ни отзвука сострадания. Лишь жестокая усмешка. И я ответила ему: «Прости. Я знала это...»
Он часто вызывал у меня умиление. Когда очнулся, так наивно верил моим рассказам о том, как он донес меня до дома, легко и быстро преодолев целый километр. Хотя всё было как раз наоборот. Он потерял сознание от истощения. А я была полна сил и, кажется, подняла бы его вместе с деревом. Было не тяжело, только жутко неудобно. Приходилось постоянно останавливаться и менять положение. Дома отпоила его молоком, и организм быстро восстановил свою работу. Так происходило всякий раз. Жизнь его болталась на границе.
А во мне с каждым разом всё крепло что-то и уплотнялось в какую-то жесткую сердцевину. От нее по спирали пульсировала во мне сила необъяснимая. Она металась, свербила и не давала покоя, жаждала выхода. Один лишь помысел – и обретала она себе направление. Но, люди, знаете ли вы, как трудно властвовать над помыслами своими? Попробуйте сами.
Вон оно, значит, как... Вроде прочитал, вроде понял. Но всё никак не могу поверить. Как же это?.. Неужели и впрямь?!
* * *
А здесь, в городе, тоска еще зеленей. И небо в сухих седых лохмотьях. И деревья так нахально растопырились вдоль аллеи. И люди все чего-то мельтешат вокруг. Серьезные такие да надутые. Важные, знать. Еще бы, они по делу спешат. А я вот плетусь бог весть куда, да и нет мне дела ни до чего. Только щекочет где-то в животе какое-то тупое, упрямое раздражение.
Что это? Уперся прямо в двери больницы. Ведь домой же хотел. Зайти, что ль, теперь? У, неохота-то как... Может, не надо?
– Ну быстрее, мужчина. Чё встал-то?
Экая сердитая дама. Санитарка, небось. Видно, уж надо зайти.
Фу, опять эти белые, бесконечные коридоры. Холодные и тусклые, как переходы из одного мира в другой. Кое-где больные попадаются. Сидят в своем одиноком оцепенении. То ли спят, то ли думают, то ли пребывают где-то не здесь. А вот и нужная палата. Кому нужная? Что я могу ей сказать, чем утешить? Только бы не плакала.
Смотри-ка, даже рада видеть меня. А то я думал, что я ей тоже противен уж стал. Как всё-таки наивно-доверчивы женские любящие сердца. Ну, как самочувствие? Лучше? С чего бы это? Нашла, что ли, здесь себе какого-нибудь безрукого хромого? А хорошо бы...
– Знаешь, милый, сестра твоя ко мне сегодня заходила. Ну как какая? Двоюродная. Анна.
Меня так и передернуло. И комочек в груди задрожал часто-часто. Что ей здесь могло понадобиться? Ужель мало ей?.. Вот ненасытная...
– Вчера приехала откуда-то, я забыла, она говорила. Почему ты о ней никогда не рассказывал? Такая женщина милая... Молодая совсем, а в глазах столько... мудрости, что ли. Интересная, добрая.
Угу, добрая. Не видеть вовек бы такой доброты. Вот коварная.
– Правда, странная немного. Всё интересовалась, как здоровье, о тебе вскользь что-то спросила. Уж такая заботливая да болезная. Икону вот оставила. Помолиться меня с ней вместе заставила.
Что еще за икону? Господи! Да это ж та самая! Из храма пропала сразу, как написал ее. Богоматерь... Неужели я так писал?..
– Потом стала говорить, что я поправлюсь обязательно, а она за всё ответит. Я не совсем ее понимала. Она так горячо, чуть не в исступлении что-то мне шептала, плакала. Я было уж врача хотела звать. Но почему-то так жаль ее стало. И я тоже – в слезы. Мы обнялись и рыдали. Какая глупость, правда? Но так на душе хорошо становилось, так свободно, будто что-то грязное и тяжелое со слезами вытекало. По капле. Она всё за что-то прощения у меня просила. И плакала. И всё твердила про то, какая я хорошая и – как это она сказала? – светлая. Что как это здорово, что я так искренне, бескорыстно и, да, – самоотверженно люблю тебя. И что это одно нас и спасло... Да, она еще сказала, чтоб ты простил ее, помолился и икону поцеловал эту...
Я чувствую, что весь дрожу. Надо бы взять себя в руки. Но руки не слушаются и тянутся к иконе... А жена всё стрекочет что-то без умолку. Будто год ни с кем не говорила. А впрочем, так оно ведь и было... Просит что-то.
– Что?
– Воды подай, пожалуйста.
Не знаю, что в тот миг напало на меня. Только подкатило к горлу всё зло и неприязнь к ней, что сгрызали меня изнутри, и вырвалось раздраженное:
– Сама возьми.
Ой, что ж это я сказал? Прости, прости. Сейчас подам. Но женщина, сверкнув оскорбленным и решительным взором, упрямо и неумело сползает с постели. Подожди, куда? Но гнев, жажда мести заставляет ее напрячь все силы. Нечеловеческая боль, борьба искажает лицо. Видели ли вы женщину в подобный момент? При родах, например. Одно скажу – в каждой из них сила сокрыта всемогущая...
И ведь пошла-таки!.. Пошла! Господи!.. Тихо-тихо, держись... Падает мне на руки... Боже... Вот ведь оно... Сокровище мое. Единственное. Как же мог это я?.. Прости, прости меня, мой ангел...
Вот ведь она, женщина, какая. Всё стерпит, всё вынесет и всё сможет. Когда есть ради чего. А всегда есть. И одна лишь она это знает, потому как сама оное и создает. Каждая – волшебница... Каждая – ведьма...
(картинка из сети)
